プーシキン伝記　第一章　青年時代④

　プーシキンは生家を簡単に捨て、詩の中で一度も母にも父にも触れなかった。叔父のワシーリー・リヴォーヴィッチには触れていたことは、率直にいって皮肉なことだった。とはいえ、彼に身内を想う感情がないわけではなかった：弟と姉を彼は生涯をつうじて優しく愛し、自らは物質的に困難な状況にありながら、献身的に彼らを援助していた。いつも不平ひとつ言わずに、弟レヴーシュカの、父親ゆずりの気楽さで作り、恥知らずにもプーシキンに負わせた少なくない借金を支払っていた。両親に対しても彼は、両親が彼に対して示すよりも多くの思いやりを示していた。のちにプーシキンが、自分の人生のはじまりを振り返ろうと思ったとき、何よりも先に目に飛び込んでくるのは、いつもきまってリツェイの思い出だけだった―幼年時代を彼は自分の人生から抹消した¹。彼は幼年時代のない人だった。

　¹これは、文学の伝統が彼に幼年時代のテーマを詩情に取り入れさせるという、まれなケースにおいてとくに顕著である。たとえば、リツェイ時代の《ユージンへの手紙》では、プーシキンは子供のころの思い出が結びついている、ザハロフ村の実際の風景の特徴を取り入れている。しかしながら筆者の人物像は、ホラティウスやラ・フォンティーヌにあこがれて、スコップを手にして自分の庭を耕し、自宅では片手にワイングラスを持って、平和な村の食卓へ隣人たちを招き入れており、もちろん、まったくの架空であり、個人的なことは何ひとつ伝えていない：プーシキンは1806年から1810年まで、つまり7才から11才までの間、ザハリナをたびたび訪れたが、彼の行動は、もちろん、この文学上のふるまいとは何の共通点もなかった。子供の頃の印象を現実的に反映したまれなケースは、詩“夢”（1816）である。しかしここで触れてられているのが、母ではなく乳母であることは特徴的である（《おぉ！私の乳母のことを言わずにいられるだろうか…》）。

　内面的な成長がプーシキンを「家」の観念へ、自分の居場所の詩情へと導いたとき、それは彼が子供のころに過ごしたあの家（あるいは複数の家）ではまったくないことが明らかになった。頭文字を大文字で書く「家」とは、ミハイロフスコエにある家、先祖たちの家であり、そこは詩人が個人的に1817年の青年時代の思い出と追放生活の年月と結びついていたが、子供の頃の記憶はなかった。そしてこの家の窓辺に座っていたのは詩人の母親ではなく、彼の農奴出身の《母》アリーナ・ロジオーノヴナであった。

　Пушкин легко покинул стены родного дома и ни разу в стихах не упомянул ни матери, ни отца. Упоминания же дяди Василия Львовича скоро стали откровенно ироническими. И при этом он не был лишен родственных чувств: брата и сестру он нежно любил всю жизнь, салюотверженно им помогал, сам находясь в стесненных материальных обстоятельствах, неизменно платил безо всякого ропота немалые долги брата Левушки, которые тот делал по-отцовски беспечно и бессовестно переваливал на Пушкина. Да и к родителям он проявлял больше внимания, чем они к нему. Тем более бросается в глаза, что, когда в дальнейшем Пушкин хотел оглянуться на начало своей жизни, он неизменно вспоминал только Лицей - детство он вычеркнул из своей жизни *. Он был человек без детства.

*Это особенно заметно в тех редких случаях, когда литературная традиция заставляла его вводить в поэзию тему детства. Так, в лицейское "Послание к Юдину" Пушкин вводит черты реального пейзажа села Захарова, с которым были связаны его детские воспоминания. Однако образ автора, который мечтает над Горацием и Лафонтеном, с лопатой в руках возделывает свой сад, в собственном доме за мирной сельской трапезой с бокалом в руках принимает соседей, конечно, насквозь условен и ничего личного не несет: Пушкин бывал в Захарьине с 1806 по 1810 год, т.е. между семью и одиннадцатью годами, и поведение его, конечно, не имело ничего общего с этой литературной позой. Редким случаем реальных отзвуков детских впечатлений является стихотворение "Сон" (1816). Но характерно, что здесь упоминается не мать, а нянька. ("Ах! умолчу ль о мамушке моей...").

　А когда внутреннее развитие подвело Пушкина к идее Дома, поэзии своего угла, то это оказался совсем не тот дом (или не те дома), в которых он проводил дни детства. Домом с большой буквы стал дом в Михайловском, дом предков, с которым поэт лично был связан юношескими воспоминаниями 1817 года и годами ссылки, а не памятью детства. И под окном этого дома сидела не мать поэта, а его крепостная "мама" Арина Родионовна.