プーシキン伝記　第一章　青年時代⑫

　リツェイの第一期卒業生たちは、もちろん、詩をすべて暗記していた、また詩の一行一行が彼らには合言葉のように響いた。プーシキンはのちに何度かこのデリヴィグの詩を、リツェイの友人たちの意識上いくつかの言葉で彼らの青春時代の雰囲気を再現することができる、まさに合言葉のように使っていた。リツェイの創立記念日に捧げられた《10月19日》(1825)という詩のなかで、プーシキンは世界一周旅行に出ている船乗りのリツェイストF.F.マチューシュキンに向かって、こう書いた：
　　　　
　　　　君は海のむこうから私たちに手をのばし、
　　　　君は若い胸の内に私たちみなを抱き寄せた　
　　　　そしてくり返し言った：《長い別れを
　　　　秘められた運命が私たちに、おそらく、定めたのだ！》(Ⅱ,Ⅰ,425).

この数行：
　　　　永遠の別れの運命が
　　　　おそらく、ここで我らを親しくした！―

は、プーシキンによって少し改作されたが、リツェイストは、もちろん、その数行だと分かっていた。より意味を持つのは別の例である：書簡《シベリアにて》からの有名な数行：
　
　　　　　シベリアの鉱山の奥深くで
　　　　　誇り高い忍耐を保ってください（Ⅲ,Ⅰ,49）―

は、デリヴィグの先ほどの頌歌を明らかに参照としていた：

　　　　　不幸なときには ― 誇り高き忍耐を。

つまり、デリヴィグの作品ではエレジー（哀歌）の形式の陳腐な表現に敬意が示されたが、プーシキンの作品では現実的な内容で満たされた。リツェイストのほとんどの者が勤務　―　文官か武官に就かなければならないため、ツァールスコエ・セローからペテルブルクへ移転することは、　―　哀歌的な《永遠の別れ》であった；世界一周旅行は　―　現実的な《長い別れ》であった；《不幸なときには ― 誇り高き忍耐を》　―　詩的な陳腐な表現である。《シベリアの鉱山の奥深く》の《誇り高い忍耐》はまったく違う響きを持っていた。この詩の引用句には隠された意味もあった。詩《10月9日》が掲載された1827年発行の文集《北方の花》を手にした読者たちは、プーシキンが自分の船乗りの友にむかって、誰の言葉を語らせたのかを知ることはできない　―　それはただリツェイストだけが分かったのである。生前中には未発表であった書簡《シベリアにて》は、全てのデカブリストの徒刑地にあまねく知れわたり、徒刑地の境界を越えて遠くまで知られたのだが、《誇り高い忍耐》についての数行の《詩趣》は、完全に理解していたのはリツェイストだけ　―　特にプーシンと、ずっと後に詩を知ることとなったキュヘリベーケルだけであった。
　このようにリツェイはプーシキンの意識の中で理想的な友情の王国となっていた、またリツェイの友人たちは　―　彼のポエジー（詩情）の理想的な聴衆となった。

　Лицеисты первого выпуска, конечно, запомнили все стихотворение наизусть, и каждая строка из него звучала для них как пароль. Пушкин в дальнейшем несколько раз пользовался этим стихотворением Дельвига именно как паролем, позволяющим несколькими словами восстановить в сознании лицейских друзей атмосферу их юности. В стихотворении "19 октября" (1825), посвященном лицейской годовщине, Пушкин, обращаясь к моряку-лицеисту Ф.Ф. Матюшкину, находившемуся в кругосветном путешествии, писал:

　　Ты простирал из-за моря нам руку,
　　Ты нас одних в младой душе носил
　　И повторял: "На долгую разлуку
　　Нас тайный рок, быть может, осудил!" (II, 1, 425).

Строки:

　　Судьба на вечную разлуку,
　　Быть может, здесь сроднила нас!

слегка перефразированы Пушкиным, но лицеисты, конечно, их узнавали. Еще более значим другой пример: известные строки из послания "В Сибирь":

　　Во глубине сибирских руд
　　Храните гордое терпенье (III, 1, 49) -

были понятной отсылкой к тому же гимну Дельвига:

　　В несчастье - гордое терпенье.

То, что у Дельвига представляло дань общим местам элегического стиля, заполнялось у Пушкина реальным содержанием. Переезд из Царского Села в Петербург, где большинство лицеистов должно было вступить в службу - гражданскую или военную, - элегическая "вечная разлука"; кругосветное путешествие - реальная "долгая разлука"; "в несчастьи - гордое терпенье" - поэтическое общее место. "Гордое терпенье" "во глубине сибирских руд" звучало совершенно иначе. У этих поэтических цитат было и скрытое значение. Читатели, получившие в руки томик альманаха "Северные цветы" на 1827 год, где было напечатано стихотворение "19 октября", не могли знать, чьи слова вложил Пушкин в уста своему другу моряку - это было понятно лишь лицеистам. Не публиковавшееся при жизни послание "В Сибирь" обошло всю декабристскую каторгу и известно было далеко за ее пределами, но "вкус" строки о "гордом терпеньи" был до конца понятен только лицеистам - в частности Пущину и узнавшему стихотворение значительно позже Кюхельбекеру.
　Так Лицей становился в сознании Пушкина идеальным царством дружбы, а лицейские друзья - идеальной аудиторией его поэзии.