チェーホフの短編を読む④

不幸
Несчастье（1886）原卓也訳

　二十五、六の若い美しい女性である、公証人ルビャンツェフの妻、ソフィア・ペトローヴナが、となりの別荘に住む弁護士のイリインと連れ立って、森の道を静かに歩いていた。夕方の四時すぎだった。道の真上には綿毛のような白い雲が厚くはりつめ、そのかげから、そこかしこ、明るい紺青の空がちょっぴり顔をのぞかせていた。雲はさながら、年古りた高い松の梢にかかりでもしたかのように、少しも動かなかった。静かで、むし暑かった。
　Софья Петровна, жена нотариуса Лубянцева, красивая молодая женщина, лет двадцати пяти, тихо шла по лесной просеке со своим соседом по даче, присяжным поверенным Ильиным. Был пятый час вечера. Над просекой сгустились белые, пушистые облака; из-под них кое-где проглядывали ярко-голубые клочки неба. Облака стояли неподвижно, точно зацепились за верхушки высоких, старых сосен. Было тихо и душно.

「いいでしょう、僕はこれからも自分自身とたたかって行きますよ！」イリインは溜め息をついた。「喜んで努力しましょう‥‥‥ただ僕のそんなたたかいから、何か結果があらわれるかどうかは疑問ですけどね。われとわが額に弾を射ちこむようになるか、でなけりゃ‥‥‥バカを丸出しで飲んだくれるか。いずれロクなことはありますまいね！どんなものにも限度はあるんです、人間の本性とのたたかいにしても同じことですよ。早い話が、狂気とどういう風にたたかうことができますか？酒を飲んで、興奮を抑えられるでしょうかね？かりに僕の心にあなたの姿がきざみつけられて、ちょうど今そこに見えている松のように、夜も昼も、執拗に眼の前にそそり立っているとしたら、僕にいったい何ができるというんです？ね、教えてくれませんか。僕の思考も、望みも、夢もことごとく僕の手を離れて、僕の心の中に巣喰っている何かの悪魔のものになってしまったというような、不幸な嘆かわしい状態から逃れるには、いったい僕はどんな偉業をなしとげればいいんですか？僕はあなたを愛しています。常軌を逸し、仕事や親しい人たちを放りだし、自分の神を忘れてしまったほど、愛しているんです！いまだかつて、こんなに人を愛したことはありませんよ！」
　— Хорошо, буду еще бороться! — вздохнул Ильин. — Рад стараться… Только едва ли выйдет что-нибудь из моей борьбы. Или пулю пущу себе в лоб, или же… запью самым дурацким образом. Не сдобровать мне! Всё имеет свою меру, борьба с природой тоже. Скажите, как можно бороться с сумасшествием? Если вы выпьете вина, то как вы превозможете возбуждение? Что я могу поделать, если ваш образ прирос к моей душе и неотвязчиво, день и ночь, стоит перед моими глазами, как сейчас вот эта сосна? Ну, научите же, какой подвиг я должен совершить, чтобы избавиться от этого мерзкого, несчастного состояния, когда все мои мысли, желания, сны принадлежат не мне, а какому-то демону, который засел в меня? Я люблю вас, люблю до того, что выбился из колеи, бросил дело и близких людей, забыл своего бога! Никогда в жизни я не любил так!

一時に胸にこみあげたいつわりの感情は、結局何一つ証明せず、その虚偽によって彼女を苛立たせ、憤らせただけで、はや過ぎ去ってしまった。彼女は窓辺に坐って、苦しみ悩み、苛立っていた。人間というのは、苦難にさらされてみてはじめて、自己の感情や思考を司ることのむずかしさをさとるものである。後日ソフィア・ペトローヴナの語ったところによると、その時彼女の心の中には、《矢のように飛んで行くスズメの数をかぞえるにひとしいくらい、分析のむずかしい混乱》が起こっていたのだった。
Наплыв напускных чувств уже прошел, ничего ей не доказав, а только раздражив и озлив ее своею ложью. Она сидела у окна, страдала и злилась. Только в беде люди могут понять, как нелегко быть хозяином своих чувств и мыслей. Софья Петровна потом рассказывала, что в ней происходила «путаница, в которой так же было трудно разобраться, как сосчитать быстро летящих воробьев».

思考の面でも、感情面に劣らぬほどの混乱が起こっていた。不快な思考とのたたかいに経験の浅い人の常として、ソフィア・ペトローヴナは自己の苦難については考えまいと必死に努めたが、ひたむきに努めれば努めるほど、心の中にイリインや、膝についた砂や、綿雲や、汽車などが、ますますくっきりと浮き彫りになって行くのだった‥‥‥　
В мыслях происходил беспорядок не меньший, чем в чувствах. Лубянцева, как и все неопытные в борьбе с неприятными мыслями, из всех сил старалась не думать о своей беде, и чем усерднее она старалась, тем рельефнее выступал в ее воображении Ильин, песок на его коленях, пушистые облака, поезд…

客間には人影もなく、ロウソクが一本だけともっていた。ソフィア・ペトローヴナは、何ものかを待ち受けながら、身じろぎもせず、ピアノの前の丸椅子に腰かけていた。と。さながら彼女の極度の衰弱と、あたりの暗さとに乗ずるかのように、抑えきれぬ重苦しい欲望が彼女を支配しはじめた。その欲望は、大蛇のように彼女の五体や心をしめつけ、刻々につのり、もはや以前ほど脅すこともなく、彼女の前に赤裸の姿で、明白に立ちはだかった。
В гостиной не было ни души, горела одна только свеча. Лубянцева сидела на круглом табурете перед пианино, не шевелясь, чего-то выжидая. И, словно пользуясь ее крайним изнеможением и темнотой, ею начало овладевать тяжелое, непреодолимое желание. Как удав, сковывало оно ее члены и душу, росло с каждой секундой и уж не грозило, как раньше, а стояло перед ней ясное, во всей своей наготе.

彼女は開け放した窓辺に坐って、欲望に心を委ねた。頭の中の《混乱》はもはやなく、すべての感情や思考が一つの明白な目的のまわりで仲よくひしめきあっていた‥‥‥今になって彼女は、自分の敵がいかに力強く、仮借ないものであるかをさとった。この敵とたたかうためには、力とねばり強さが必要だった。生れも、躾も、生活も、彼女が楯となし得るようなものを何一つ与えてはくれなかった。
 Она села у открытого окна и отдалась желанию. «Путаницы» в голове уже не было у нее, все чувства и мысли дружно теснились около одной ясной цели. Попробовала она было бороться, но тотчас же махнула рукой… Ей теперь понятно было, как силен и неумолим враг. Чтобы бороться с ним, нужна сила и крепость, а рождение, воспитание и жизнь не дали ей ничего, на что бы она могла опереться.